(no subject)

[tseytlin]

- Рончик, а хочешь, я тебе почитаю взрослую книжку?
- Хочет!

Малыш почему-то всегда говорит о себе в третьем лице.

- Ну, давай. Усаживайся поудобнее.
- Читать!

- На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный челн...

Интересно, будет ли он это слушать? Насколько его хватит?
А меня неумолимо захватывают эти простые, архаичные строки. Если я читаю это вслух, то, рано или поздно, голос мой начнёт срываться, в горле запершит, слёзы подступят к глазам. Пушкин - шаман. Почему каждый раз одно и то же?

- Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво...

- Читать дальше?
- Читать!

- Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла...

Обычно уже здесь я начинаю задыхаться. Но на этот раз проскочил. Едем дальше... А малыш-то слушает! С неподдельным интересом! Или, может быть, ему просто нравится сидеть рядом со мной?

- Была ужасная пора,
Об ней свежо воспоминанье...
Об ней, друзья мои, для вас
Начну свое повествованье.
Печален будет мой рассказ.

- Лёня, ты что, с ума сошёл? Тебе не кажется, что ему это рано?
- Но ведь он слушает! Посмотри, он же слушает!
- Читать! Читать!

- Над омраченным Петроградом
Дышал ноябрь осенним хладом.
Плеская шумною волной
В края своей ограды стройной,
Нева металась, как больной
В своей постеле беспокойной...

Он родился в пышущей жаром стране. Ему не будет знакома эта тоска, этот моросящий дождь, это свинцовое небо. Эта рябь на воде, эти мокрые набережные, к которым сердце приросло навеки. Хотя, как знать... Может быть, я смогу ему рассказать, показать, научить понимать стихи. Заставить дом справочниками, возить его каждый год, сделать так, чтобы он понял.
Но нужно ли это? Нужно ли прививать ребёнку свои болезни? Ведь у него собственная жизнь, и он проживёт её так, как суждено именно ему.
Всё так, но читать стихи и обучать его этому языку я всё равно буду. Чтобы у него было хоть какое-то представление о мире, из которого я вышел. А в каком мире жить ему - пусть он сам и выбирает.

- Погода пуще свирепела,
Нева вздувалась и ревела,
Котлом клокоча и клубясь,
И вдруг, как зверь остервенясь,
На город кинулась.

- Читать дальше?
- Читать!

Но что он в этом находит? Ведь он, пожалуй, не понимает ни единого слова. Неужели эти колдовские строки действуют на него так же, как и на меня? Но ведь это же чудо!

- И он, как будто околдован,
Как будто к мрамору прикован,
Сойти не может! Вкруг него
Вода и больше ничего!
И, обращен к нему спиною,
В неколебимой вышине,
Над возмущенною Невою
Стоит с простертою рукою
Кумир на бронзовом коне.

Всё, я больше не могу. Откуда-то изнутри поднимаются удушливые спазмы. Магия Пушкина бьёт без промаха. В глазах моих не видно слёз, но они стоят в горле, голос безнадёжно дрожит, и если я сейчас не замолчу, то старательно сдерживаемая боль неминуемо вырвется наружу.

- Не бойся, папа. - Сын гладит меня - Зачем бояться?