(no subject)
Oct. 5th, 2022 07:56 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
tseytlinРостислав Орел. Родился 5 октября 1966 года – умер 9 сентября 2022
О том, что у Славика рак, я узнал год назад. Напомню, что тогда в мире свирепствовал ковид, а ни о какой войне и мысли не было. В июле 2021 мы съездили в Берлин и в Прагу, доказав, что путешествовать по миру можно, хоть и муторно.
И вскоре после этого я решил совершить духоподъёмную поездку в Санкт-Петербург. С посещением Штутгарта, где живёт моя тётя, которую я тоже давно не видел.
Основной целью было вывезти маму с дачи, благо теперь у сестры была машина.
Так странно это вспоминать. Всего год назад моя семья жила в Питере и вела обычную жизнь. Мама на лето уезжала на дачу, сестра работала, племянник учился в школе. Мир, которого сегодня нет...
Поездка в Россию через Германию – это был в то время очень увлекательный квест. Для России нужны свои ковид-документы, для Германии – свои. Но я справился.
Боже мой, какими мелкими и незначительными все эти ковидные проблемы кажутся теперь...
Ковид открыл ещё несколько неожиданных возможностей. На тот момент я уже полтора года работал дистанционно, так что мешало делать то же самое хоть из Штутгарта, хоть из Санкт-Петербурга? Даже отпуска значительного брать не пришлось, только дни, потраченные на переезды.
И вот, когда я пришёл к Славику и достал, как всегда, бутылку односолодового (такая у нас сложилась традиция), он сказал, поморщившись, что пить не может. Что у него в желудке злокачественная опухоль. Но всё хорошо, вот уже третья химия, он прекрасно себя чувствует, химию переносит великолепно, продолжает работать. Даже волосы не выпадают.
Был сентябрь 2021. Мы прекрасно проводили время, я и вывез маму с дачи (вместе с 500 кг. яблок, урожайный выдался год), и работать успевал.
Человеку свойственно отрицать реальность и не думать о плохом. Ну да, злокачественная опухоль, но ведь вот он, Славик, живой и улыбающийся. Мы, как и в каждый мой приезд, встретились всей нашей детской компанией. Мы росли в одном дворе: четыре пацана и две девчонки. Один, Серёга, умер в 2005 году, и осталось нас пятеро.
Потом я вернулся домой и мы продолжали переписываться и перезваниваться. На все мои вопросы о самочувствии он неизменно отвечал «Всё хорошо» или «Как обычно». Я понимал, что когда-нибудь оно перестанет быть всё хорошо, но гнал прочь эти мысли.
Гром грянул в мае. Я вдруг сообразил, что Славик вот уже несколько дней не отвечает на моё сообщение в телеграме. И даже не прочёл его. Я стал писать и звонить общим знакомым. И услышал то, чего боялся: он плох, его госпитализировали.
Но через пару дней ему откачали жидкость из брюшной полости, ему стало гораздо легче, и он вернулся домой.
Тогда я наконец-то смог с ним поговорить. Он отвечал глухим, заплетающимся, едва узнаваемым голосом.
Ещё зимой мы с Лерой и Итамаром запланировали на июнь поездку в Ригу. Купили билеты и сняли жильё в Юрмале. Не то, чтобы нам так уж туда хотелось, просто полёт в любом другом направлении стоил каких-то немыслимых денег. Лишь немногие авиакомпании, и airBaltic в том числе, сохранили лицо и не вели себя, как свиньи. Рига – значит Рига.
И вот, прямо во время этого разговора со Славиком я принял решение. Рига ведь близко от Санкт-Петербурга, если сравнивать с Израилем? Значит, я должен использовать эту поездку для того, чтобы увидеть его. Попрощаться с ним. Если откачивают жидкость – значит дело идёт к концу. Я тогда так ему и сказал: «Я скоро приеду. Подожди меня.»
Тут же я начал выяснять, как можно из Риги попасть в Санкт-Петербург. Оказалось, что самое простое – это автобус. Есть такой маршрут, с пересадкой в Таллине. То есть был на тот момент (шел июнь месяц), невзирая на санкции, войну, ковид и всё остальное. Сейчас, полагаю, никакого сообщения уже нет.
Уже будучи в Риге я купил билет. Когда наш отпуск закончился, я сделал ПЦР-тест, посадил своих на самолёт, переночевал в гостинице, сел на автобус и поехал.
Поездка длилась четырнадцать часов. Я же любитель ставить себе нестандартные задачи и передвигаться по замысловатым маршрутам. До последнего момента не было уверенности, что меня впустят. Война, ковид, а российского гражданства у меня всё-таки нет. Но на границе прошло гладко. В два часа ночи автобус пришёл на Обводный, я вызвал такси, приехал домой и лёг спать.
Я провёл в Петербурге чуть больше двух недель. Днём работал, по вечерам ездил к Славику. Почти каждый день. Попутно побывал на кладбищах, сфотографировал могилы. Встретился ещё с несколькими друзьями и родственниками. Было понятно, что в следующий раз я буду здесь нескоро, если вообще когда-нибудь буду.
Состояние у Славика было разное. В какие-то дни он просто лежал и с трудом мог разговаривать. Иной раз ему было лучше, и мы даже выходили на улицу. Выглядел он ужасно: худой, лысый, измождённый. За время моего пребывания ему сделали ещё одну химию. Раз в несколько дней ему ставили капельницу, от которой становилось значительно легче. После неё как правило он мог ходить и говорить. Но этого эффекта хватало на день-другой, а потом ему опять становилось хуже.
Психологи утверждают, что когда с кем-то из близких случается такое, то сначала испытываешь гнев, потом отрицание, потом принятие. Или как-то по-другому, я в этом не разбираюсь. Умом я понимал, что в один непрекрасный день его не станет. Но представить себе такого не мог.
Однако пора было возвращаться домой. Улететь из России – это невыполнимое задание. Летают только Эль-Аль и турки. У тех и у других билет стоит как крыло самолёта.
Но тут мне на помощь пришли финны. Как и латыши, они остались людьми, и билет Хельсинки – Тель-Авив продавался по обычной цене. Добраться до Хельсинки тоже было непросто, но мне и тут повезло. Одна замечательная женщина довезла меня до Финляндии «за бензин и кофе».
Со Славиком мы попрощались как обычно. Обнялись и он закрыл за мной дверь. Я всё пытаюсь понять свои тогдашние ощущения. Понятно, что я его больше не увижу, но вот же, я иду от него на троллейбус, как обычно. Асфальт мокрый от только что прошедшего дождя. Светит солнце. Запахи, как в детстве.
Вернувшись, я, естественно, погрузился в дикую хандру. Были какие-то страшные перепады настроения. Постоянно хотелось спать. То вроде всё ничего, а то вдруг с утра не могу двигаться. Много раз приходилось звонить на работу и говорить, что сегодня я не в форме, беру больничный.
Поначалу я писал Славику, спрашивал, как у него дела. Он отвечал «как обычно», а потом перестал отвечать. Периодически я переписывался с его сестрой и с нашими общими друзьями. Мне сообщали, что ему становится всё хуже.
В конце августа его перевели в хоспис. Но потом вернули домой: уж больно там было погано.
И вот, 9 сентября Славик ушёл.
Сначала я думал: может быть стоит поехать на похороны? Но потом решил, что нет: ему это теперь точно не нужно, а мне – тем более.
В день похорон наша фирма устроила корпоратив, повела нас пить пиво. Я старался вести себя как обычно, кому какое дело до моих проблем. Но после литра что-то в голове перемкнуло и я заплакал. Впервые за всё время. Пришлось выйти из кабака на улицу. Коллеги решили, что я просто хватанул лишнего, ну да и хрен с ними.
Алка вечером прислала фотографии и видео с похорон. А потом Димон позвонил и рассказал, как всё прошло.
Я не знаю, зачем написал всё это. Может быть мне станет легче? Или для этого должно пройти 30 дней, как считается у нас или 40 дней, как у христиан? Станет ли мне вообще когда-нибудь легче? Приму ли я наконец то, что его больше нет?
Бывает, когда я засыпаю, в сознании проносится какая-то из моих прошлых поездок. Вспоминаю последовательность событий: вот поехали туда, потом на дачу, а потом к Славику. И в полусне кажется: вот же оно, одно какое-то усилие и можно проскользнуть в этот мир. Но нет.
Вообще, он часто мне снится. Но никогда его не вижу, а слышу его голос или звоню ему. Один раз во сне поговорил, положил телефон в карман и думаю: как же так, он же умер?
В другой раз звоню и спрашиваю: «Ну как вы там, празднуете?» – «Ну да, – отвечает он со своей обычной интонацией, – празднуем».
Я так понимаю, что они сидят там с Серёгой и выпивают. Там же Серёге можно пить, его генетика уже не имеет значения.
А может быть и мне пора туда, к ним? Но нет, мой путь здесь ещё не закончен. Я это знаю.
Но когда-нибудь я приду. Мы обнимемся, как всегда после долгой разлуки. Славик, как обычно, возьмёт гитару и запоёт своё любимое:
Скоро кончится век, как короток век;
Ты, наверное, ждешь - или нет?
Но сегодня был снег, и к тебе не пройдешь,
Не оставив следа; а зачем этот след?
О том, что у Славика рак, я узнал год назад. Напомню, что тогда в мире свирепствовал ковид, а ни о какой войне и мысли не было. В июле 2021 мы съездили в Берлин и в Прагу, доказав, что путешествовать по миру можно, хоть и муторно.
И вскоре после этого я решил совершить духоподъёмную поездку в Санкт-Петербург. С посещением Штутгарта, где живёт моя тётя, которую я тоже давно не видел.
Основной целью было вывезти маму с дачи, благо теперь у сестры была машина.
Так странно это вспоминать. Всего год назад моя семья жила в Питере и вела обычную жизнь. Мама на лето уезжала на дачу, сестра работала, племянник учился в школе. Мир, которого сегодня нет...
Поездка в Россию через Германию – это был в то время очень увлекательный квест. Для России нужны свои ковид-документы, для Германии – свои. Но я справился.
Боже мой, какими мелкими и незначительными все эти ковидные проблемы кажутся теперь...
Ковид открыл ещё несколько неожиданных возможностей. На тот момент я уже полтора года работал дистанционно, так что мешало делать то же самое хоть из Штутгарта, хоть из Санкт-Петербурга? Даже отпуска значительного брать не пришлось, только дни, потраченные на переезды.
И вот, когда я пришёл к Славику и достал, как всегда, бутылку односолодового (такая у нас сложилась традиция), он сказал, поморщившись, что пить не может. Что у него в желудке злокачественная опухоль. Но всё хорошо, вот уже третья химия, он прекрасно себя чувствует, химию переносит великолепно, продолжает работать. Даже волосы не выпадают.
Был сентябрь 2021. Мы прекрасно проводили время, я и вывез маму с дачи (вместе с 500 кг. яблок, урожайный выдался год), и работать успевал.
Человеку свойственно отрицать реальность и не думать о плохом. Ну да, злокачественная опухоль, но ведь вот он, Славик, живой и улыбающийся. Мы, как и в каждый мой приезд, встретились всей нашей детской компанией. Мы росли в одном дворе: четыре пацана и две девчонки. Один, Серёга, умер в 2005 году, и осталось нас пятеро.
Потом я вернулся домой и мы продолжали переписываться и перезваниваться. На все мои вопросы о самочувствии он неизменно отвечал «Всё хорошо» или «Как обычно». Я понимал, что когда-нибудь оно перестанет быть всё хорошо, но гнал прочь эти мысли.
Гром грянул в мае. Я вдруг сообразил, что Славик вот уже несколько дней не отвечает на моё сообщение в телеграме. И даже не прочёл его. Я стал писать и звонить общим знакомым. И услышал то, чего боялся: он плох, его госпитализировали.
Но через пару дней ему откачали жидкость из брюшной полости, ему стало гораздо легче, и он вернулся домой.
Тогда я наконец-то смог с ним поговорить. Он отвечал глухим, заплетающимся, едва узнаваемым голосом.
Ещё зимой мы с Лерой и Итамаром запланировали на июнь поездку в Ригу. Купили билеты и сняли жильё в Юрмале. Не то, чтобы нам так уж туда хотелось, просто полёт в любом другом направлении стоил каких-то немыслимых денег. Лишь немногие авиакомпании, и airBaltic в том числе, сохранили лицо и не вели себя, как свиньи. Рига – значит Рига.
И вот, прямо во время этого разговора со Славиком я принял решение. Рига ведь близко от Санкт-Петербурга, если сравнивать с Израилем? Значит, я должен использовать эту поездку для того, чтобы увидеть его. Попрощаться с ним. Если откачивают жидкость – значит дело идёт к концу. Я тогда так ему и сказал: «Я скоро приеду. Подожди меня.»
Тут же я начал выяснять, как можно из Риги попасть в Санкт-Петербург. Оказалось, что самое простое – это автобус. Есть такой маршрут, с пересадкой в Таллине. То есть был на тот момент (шел июнь месяц), невзирая на санкции, войну, ковид и всё остальное. Сейчас, полагаю, никакого сообщения уже нет.
Уже будучи в Риге я купил билет. Когда наш отпуск закончился, я сделал ПЦР-тест, посадил своих на самолёт, переночевал в гостинице, сел на автобус и поехал.
Поездка длилась четырнадцать часов. Я же любитель ставить себе нестандартные задачи и передвигаться по замысловатым маршрутам. До последнего момента не было уверенности, что меня впустят. Война, ковид, а российского гражданства у меня всё-таки нет. Но на границе прошло гладко. В два часа ночи автобус пришёл на Обводный, я вызвал такси, приехал домой и лёг спать.
Я провёл в Петербурге чуть больше двух недель. Днём работал, по вечерам ездил к Славику. Почти каждый день. Попутно побывал на кладбищах, сфотографировал могилы. Встретился ещё с несколькими друзьями и родственниками. Было понятно, что в следующий раз я буду здесь нескоро, если вообще когда-нибудь буду.
Состояние у Славика было разное. В какие-то дни он просто лежал и с трудом мог разговаривать. Иной раз ему было лучше, и мы даже выходили на улицу. Выглядел он ужасно: худой, лысый, измождённый. За время моего пребывания ему сделали ещё одну химию. Раз в несколько дней ему ставили капельницу, от которой становилось значительно легче. После неё как правило он мог ходить и говорить. Но этого эффекта хватало на день-другой, а потом ему опять становилось хуже.
Психологи утверждают, что когда с кем-то из близких случается такое, то сначала испытываешь гнев, потом отрицание, потом принятие. Или как-то по-другому, я в этом не разбираюсь. Умом я понимал, что в один непрекрасный день его не станет. Но представить себе такого не мог.
Однако пора было возвращаться домой. Улететь из России – это невыполнимое задание. Летают только Эль-Аль и турки. У тех и у других билет стоит как крыло самолёта.
Но тут мне на помощь пришли финны. Как и латыши, они остались людьми, и билет Хельсинки – Тель-Авив продавался по обычной цене. Добраться до Хельсинки тоже было непросто, но мне и тут повезло. Одна замечательная женщина довезла меня до Финляндии «за бензин и кофе».
Со Славиком мы попрощались как обычно. Обнялись и он закрыл за мной дверь. Я всё пытаюсь понять свои тогдашние ощущения. Понятно, что я его больше не увижу, но вот же, я иду от него на троллейбус, как обычно. Асфальт мокрый от только что прошедшего дождя. Светит солнце. Запахи, как в детстве.
Вернувшись, я, естественно, погрузился в дикую хандру. Были какие-то страшные перепады настроения. Постоянно хотелось спать. То вроде всё ничего, а то вдруг с утра не могу двигаться. Много раз приходилось звонить на работу и говорить, что сегодня я не в форме, беру больничный.
Поначалу я писал Славику, спрашивал, как у него дела. Он отвечал «как обычно», а потом перестал отвечать. Периодически я переписывался с его сестрой и с нашими общими друзьями. Мне сообщали, что ему становится всё хуже.
В конце августа его перевели в хоспис. Но потом вернули домой: уж больно там было погано.
И вот, 9 сентября Славик ушёл.
Сначала я думал: может быть стоит поехать на похороны? Но потом решил, что нет: ему это теперь точно не нужно, а мне – тем более.
В день похорон наша фирма устроила корпоратив, повела нас пить пиво. Я старался вести себя как обычно, кому какое дело до моих проблем. Но после литра что-то в голове перемкнуло и я заплакал. Впервые за всё время. Пришлось выйти из кабака на улицу. Коллеги решили, что я просто хватанул лишнего, ну да и хрен с ними.
Алка вечером прислала фотографии и видео с похорон. А потом Димон позвонил и рассказал, как всё прошло.
Я не знаю, зачем написал всё это. Может быть мне станет легче? Или для этого должно пройти 30 дней, как считается у нас или 40 дней, как у христиан? Станет ли мне вообще когда-нибудь легче? Приму ли я наконец то, что его больше нет?
Бывает, когда я засыпаю, в сознании проносится какая-то из моих прошлых поездок. Вспоминаю последовательность событий: вот поехали туда, потом на дачу, а потом к Славику. И в полусне кажется: вот же оно, одно какое-то усилие и можно проскользнуть в этот мир. Но нет.
Вообще, он часто мне снится. Но никогда его не вижу, а слышу его голос или звоню ему. Один раз во сне поговорил, положил телефон в карман и думаю: как же так, он же умер?
В другой раз звоню и спрашиваю: «Ну как вы там, празднуете?» – «Ну да, – отвечает он со своей обычной интонацией, – празднуем».
Я так понимаю, что они сидят там с Серёгой и выпивают. Там же Серёге можно пить, его генетика уже не имеет значения.
А может быть и мне пора туда, к ним? Но нет, мой путь здесь ещё не закончен. Я это знаю.
Но когда-нибудь я приду. Мы обнимемся, как всегда после долгой разлуки. Славик, как обычно, возьмёт гитару и запоёт своё любимое:
Скоро кончится век, как короток век;
Ты, наверное, ждешь - или нет?
Но сегодня был снег, и к тебе не пройдешь,
Не оставив следа; а зачем этот след?
